Ночной сторож, или Семь занимательных историй, рас - Страница 36

На чердаке пахло пылью, в одном углу были свалены тяжелые сломанные карнизы, в другом – кресла с торчащими пружинами, и она стояла в перекрещивающихся лунных полосках, которые как будто связывали ее по рукам и ногам.

Петька шумно откашлялся – может быть, чтобы показать, что он ничуть не боится.

– Пречистые замки ключами не заперты, ладаном не запечатаны, открыты ныне и присно и во веки веков, – громко сказал он.

Сперва зазвенела пружина, точно кто-то вскочил с кресла, потом в наступившей тишине послышалось слабое дыхание. Что-то совершалось, очевидно, чудо. Можно было вообразить, что невидимые руки лепят какую-то неясную фигуру из сумеречного света, из пылинок, которые стали видны, из самого воздуха, который как бы уплотнился, хотя это было, кажется, невозможно.

– Можно, я зажгу фонарик? – дрожащим голосом спросила Таня.

Петька не успел ответить.

– Конечно, пожалуйста! – отозвался ясный молодой голос.

Теперь, при свете фонарика, можно было различить странную фигуру, чем-то похожую на детские рисунки. Ноги были как ноги – в потрепанных джинсах; руки как руки, хотя и покрытые шерсткой, на широких плечах ковбойка, но голова… Голова походила на шлем, с поднятым забралом, и неестественно большие глаза мягко сияли на лице, вогнутом, как сломанный обруч.

– Кто ты? – загробным голосом спросил Петька. – Домовой?

– Такой же, как ты, – отозвался спокойный голос.

– Извините, – вежливо возразила Таня. – Но если вы человек, почему у вас такая необычная внешность?

– Прежде всего познакомимся. Меня зовут Юра Ларин. Я из Хлебникова, может быть, вы слышали о таком городке на Черном море? Я ученик девятого класса Хлебниковской школы. Вы оба, кажется, тоже в девятом классе? Но ты, Таня, кажется, в музыкальной школе? Черт возьми, если бы не моя мачеха, мне тоже удалось бы поступить в музыкальную школу. Я играю на флейте.

– Так эту игру мы с мамой иногда слышали по ночам?

– Я нашел на чердаке старую окарину, на которой осталось только шесть дырочек вместо девяти. Говорят, Паганини на одной струне исполнял сложнейшие партии. Ну вот, так же и я. Вместо флейты играл на окарине, в которой вместо девяти дырочек всего-навсего шесть.

Петька, конечно, понятия не имел, кто такой Паганини, но Таня прекрасно знала, что был такой знаменитый скрипач и композитор.

– Я немного боялся, что беспокою Марию Павловну, – вежливо добавил Юра.

– Славик мешает ей спать, а тут еще я со своей окариной.

– Нет, мама не слышала, а мне было даже приятно. Мне мерещилось, что я слышу звуки флейты во сне.

– Ну ладно! Как говорится, вернемся к делу, – сказал Петька. – Все-таки ты, может быть, расскажешь нам, кто ты такой, как появился в Немухине и, в частности, в этом доме? Между прочим, заклинание, которым я тебя вызвал, относится не только к домовым.

– Может быть. Но на меня подействовало не твое заклинание. Просто смертельно соскучился и очень обрадовался, когда вас увидел. Конечно, пора объяснить, как я здесь оказался. Но с чего начать? Может быть, с мачехи? – задумчиво сказал Юра.

Его бледное лицо, как будто вырезанное в глубине лунного ободка, омрачилось, погрустнело.

– Валяй с мачехи, – согласился Петька. – Она кто у тебя? Ведьма?

Да, брат, тебе досталось

– Можете мне не поверить, но каких-нибудь две недели тому назад я почти ничем не отличался от вас. Когда мне было два года, у меня умерла мать, отец женился на молодой красивой женщине, но, к сожалению, с очень дурным характером и большими ногами. Не удивляйтесь, что я упоминаю о ногах. Она всю жизнь старается скрыть, что ей впору туфли сорок первого размера, и покупает двумя номерами меньше. А попробуйте-ка, особенно летом, в жару, носить такие туфли! Злость закипала у нее в ступнях, а потом поднималась вверх, как ртуть в градуснике. Короче говоря, утром моя мачеха еще могла улыбаться, особенно когда она кокетничала, а к вечеру просто кипела от злобы. Огрызалась, скрежетала зубами, старела на глазах и просто умирала от желания кого-нибудь съесть. И съела!

– Как съела? – одновременно спросили Таня и Петя.

– Очень просто! Моего отца, добродушнейшего, кроткого человека. У него даже в истории болезни было написано: «Не повезло с женой. Крайне неудачная семейная жизнь». Конечно, сразу же после смерти отца ей захотелось съесть меня. В самом деле, еще молодая, интересная дама, а тут под ногами вертится какой-то мальчишка, который к тому же не только знает, что она носит туфли на два номера меньше, но знает, что по всему свету она ищет хирурга, который превратил бы ее копыта в маленькие, изящные ножки. Конечно, каждый из них говорил: «Нет, мадам! Вам может помочь только волшебник». Тогда – представьте себе – она стала искать волшебника. И нашла!

– Нашла? – с изумлением спросила Таня.

– Заливаешь! – одновременно откликнулся Петька.

– Правда, не столько волшебника, сколько мошенника. То есть в прошлом он служил в Отделе Необъяснимых Странностей, но его прогнали и категорически запретили заниматься чудесами. В Хлебникове он показывал карточные фокусы в пивных и тайком лечил плешивых, причем с каждого брал клятву, что тот никому никогда не расскажет, почему у него заросла плешь. Вот из пивных-то его и выудила моя мачеха.

Юра тяжело вздохнул: видно было, что ему нелегко давалась эта история.

– Ты устал? – мягко спросила Таня. – Ведь можно встретиться в другой раз.

– А вы торопитесь?

– Я нет! – сказал Петька.

– Я тоже, – сказала Таня, – но уже двенадцатый час, и я боюсь, что мама станет беспокоиться, куда я пропала. Вот что: я скажу ей, что иду спать…